Выше нас — одно море - Альберт Андреевич Беляев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я стоял перед ним и не знал, куда деть руки. Мне показалось, что они у меня вдруг стали не по росту длинны. Нет, на самом-то деле руки у меня были нормальные. Но недавно мне пришлось подшить обтрепавшиеся края рукавов кителя. А если рукава коротки, всегда кажется, что руки будто в самом деле длинные. И когда капитан на мгновение остановил взгляд на кистях моих рук, я почему-то вдруг сунул их в карманы брюк, почувствовал, что краснею, с досады засунул их поглубже и вызывающе уставился на хмурое лицо Бородулина. А тот, словно не заметив моей дерзкой позы и не предложив сесть, стал задавать вопросы:
— Давно плаваете?
— Третий год.
— Старпомом работали?
— Нет.
— С каботажным плаванием знакомы?
— Нет.
— В Арктику приходилось ходить?
— Нет.
Я начинал злиться. Ужасно неприятно на все вопросы отвечать «нет». Чувствуешь себя беспомощным мальчишкой.
А капитан отвернулся к иллюминатору и запыхтел трубкой. Когда он снова взглянул на меня, его глаза были холодными и жесткими.
— Отход в рейс назначен через три дня. Потрудитесь успеть получить все снабжение. Имейте в виду, это вам не загранрейс. Здесь не привезут готовенькое к борту, здесь самому надо побегать, — поучал капитан. — Накладные и прочие документы у второго помощника. Завтра в двадцать ноль-ноль доложите мне лично о проделанной работе. — И, помолчав, он опросил:
— Имеете ко мне вопросы?
— Нет, не имею, — ответил я.
— Кстати, хотел бы вам напомнить, что моряки в разговоре со старшими никогда руки в карманах не держат. Рекомендую прочитать книгу адмирала Степана Осиповича Макарова. Там на сей счет сказано предельно четко и ясно. Вы свободны. До свиданья.
Руки у меня вдруг сами собой выскочили из карманов и вытянулись по швам. От этого я стал ненавидеть себя еще больше. Сгорая со стыда, я торопливо вышел на палубу.
Да, радости тут будет мало. Как видно, он не станет прощать мне ни малейшего промаха. «Это вам не загранрейс», — вспомнил я скрипучий голос капитана. Старый сыч, сидит всю жизнь в каботаже и злится на весь свет.
Его хмурая физиономия преследовала меня всю ночь. Тыча толстым обкуренным пальцем, он грозно спрашивал меня, маленького, испуганного человечка: «А вы ходили в Арктику?»
Утром я боялся встретиться с капитаном, боялся его голоса, презрительного взгляда и старался не попадаться ему на глаза. Но не было минуты, чтобы я не чувствовал его за своими плечами.
По наивности я полагал, что сумею получить все арктическое снабжение для судна в один день; стоит только правильно оформить и завизировать документы — и материалы будут на борту.
Весь первый день ушел на беготню по отделам пароходства. Я носился по этажам управления и «ловил» подписи, бежал потом на склады пароходства, а ухмыляющиеся кладовщики говорили мне, что этих подписей мало, надо еще завизировать в бухгалтерии. И я летел обратно в пароходство. Путь не маленький — два километра, а транспортом моим были собственные ноги. Вот уж никогда не думал, что на свете есть столько начальников и каждый обязан расписаться на накладной о рукавицах.
Наконец я собрал все документы, позвонил на судно, приказал боцману спустить катер на воду и подойти к складу № 5. «Будем получать снабжение», — обрадованно сказал я. А боцман хмыкнул в ответ что-то неопределенное и положил трубку.
Когда я прибежал на склад, катер уже был там. Я с трудом разыскал заспанного кладовщика.
— Скорей, скорей, дядя, нам некогда, — поторапливал я его. Тот лениво скреб ногтями свою небритую бороду и не торопясь разглядывал документы. Потом собрал их в кучу и вернул мне.
— Не пойдет.
— Что не пойдет?
— Нет визы Иван Иваныча.
— Какого еще Иван Иваныча?
— Завскладом нашим, понятно? Он тут царь, бог и воинский начальник. Старпому надо бы знать порядки.
Я готов был зареветь от злости. Весь день бегал, вызвал людей, катер, собрал все подписи, и вот мои старания оказались напрасными. «Нет визы Иван Иваныча». Да черт его знал, что он существует, такой Иван Иваныч!
Я растерянно переводил взгляд с кладовщика на боцмана, на матросов, видел их ухмылки и… не знал, что делать.
— Что же теперь? — проговорил я.
— Приходите завтра. Он будет тут к обеду, — буркнул кладовщик.
Я не выдержал, начал кричать на него. А кладовщик отпихнул меня от двери и укоризненно сказал:
— Чего глотку дерешь? Слыхали мы эти песни, не испугаешь. Сказано нет, значит нет.
Обратно мы ехали на катере молча. Я понимал, что в глазах боцмана и матросов мой авторитет теперь подорван основательно. Они, наверное, втихомолку смеются сейчас надо мной…
К капитану я попал на доклад лишь в одиннадцатом часу вечера. Он сидел на диванчике в новеньком парадном костюме с нашивками до локтей и дымил трубкой. Как только я вошел, капитан снял с руки часы и протянул их мне.
— Потрудитесь посмотреть, который сейчас час.
— Двадцать два часа двадцать минут, — подавленно ответил я.
— А вы должны были явиться ко мне в двадцать ноль-ноль.
— Да, но…
— Никаких «но». Я сижу и жду вас два с половиной часа, хоть у меня были несколько иные планы на этот вечер.
— Зачем же вы сидели? Я же никуда не убегу, — вырвалось у меня.
— Затем, — опять заскрипел голос капитана, — чтобы разъяснить вам то простое положение, что моряк обязан быть точным и аккуратным, наконец, элементарно дисциплинированным.
Я готов был провалиться сквозь землю, мне было стыдно
